MARAUDERS TIMES. The Mirrors

Сириус находил, что его побег становился идиотичнее с каждым неучтённым им аспектом. Действовать по наитию, конечно, очень здорово, но только если в итоге ты не оказываешься один в огромном Лондоне без карты и практически без денег, но с довольно увесистым чемоданом. Если бы идея побега пришла ему в голову хоть немного пораньше, он бы, несомненно, что-нибудь придумал. Например, всё-таки ушёл бы без вещей и просто добежал бы до дома Сохатого, обернувшись псом. Или раздобыл бы карту, чтобы не пришлось приблизительно ориентироваться по картам на улицах, показывающих окрестности в десяти минутах ходьбы. Или спланировал бы свой путь так, чтобы зайти в Гринготтс, обменять немного магловских денег и воспользоваться каким-нибудь их транспортом. Или убедил бы Поттеров переехать ближе к центру.
Все эти идеи пришли ему в голову, стоило ей только немного остыть от урагана мыслей о прежней угнетённости и внезапном освобождении. Но было уже поздно. Подхлёстываемый восторгом от своего решительного шага и, не в меньшей степени, предвкушением от встречи с Джеймсом, Сириус и сам не заметил, как прошёл уже четыре мили и перешёл мост Челси. Тогда восторг его несколько разбавился досадой от собственной неосмотрительности. Ни одна из идей уже не была осуществима: до Гринготтса – самой реальной из них – было уже слишком далеко возвращаться, а ведь он и так не прошёл ещё даже половины пути. Кто знает, на сколько снизится его скорость, когда он чуть устанет, и сколько раз ему придётся остановиться, если он устанет совсем. Стремительно темнело, а Сириус хотел добраться до Поттеров хотя бы до полуночи. Благо, сегодня канун Рождества и они, наверное, не лягут спать слишком рано. Джеймс, конечно, приглашал погостить у него в любое время, но вряд ли он всерьёз рассматривал возможность, что Сириус когда-нибудь нагрянет к нему посреди ночи.
Сириус размышлял, что, пожалуй, если он всё же опоздает к полуночи, он не найдёт в себе достаточно наглости, чтобы потревожить покой этих добрых людей. Собственно, поэтому ему даже в голову не пришло, что он мог бы воспользоваться камином в Дырявом Котле, чтобы добраться к Поттерам быстро, непосредственно и без проблем: всё же неприлично вламываться через камин без предварительной договорённости. С другой стороны, покой Джеймса Сириус бы нарушить не постеснялся, так что он раздумывал, не залезть ли к тому через окно в случае чего.
Улицы заполнялись празднично одетыми маглами. Некоторые из них зачем-то обращали внимание на мрачного подростка, идущего в противоположном центру – а значит веселью – направлении и волочащего за собой довольно тяжёлый, судя по виду и усилиям парнишки, чемодан. Иные даже пытались привлечь его к своей зачастую нетрезвой компании, напялить на него шапку Санты Клауса или хотя бы вручить бенгальские огонь, но он отказывался. Потому что, как ни странно, весёлый вид этих маглов наводил Сириуса на невесёлые мысли. Ведь Поттеры сейчас тоже празднуют, наверное. Сидят вокруг стола, слушают рождественскую радиопередачу, поедают какой-нибудь традиционный кулинарный шедевр от миссис Поттер, шутят, смеются… и совершенно не ожидают никакого Сириуса. Он будет лишний. Он им помешает. Они, конечно, примут его, но едва ли будут рады такому «подарку». Так и зачем было уходить из одного дома, где он чувствовал себя нежеланным и ненужным, в другой – такой же?
Эта мысль едва не заставила Сириуса остановиться, так что он был вынужден напомнить себе, что ничто не могло быть хуже родного дома. Уж лучше быть нежеланным гостем у Поттеров на одни каникулы, чем ненавидимым сыном в своей семье на всю жизнь. Если он поймёт – а он обязательно поймёт, - что Поттерам его визит значительно не по душе, он уйдёт куда-нибудь ещё. К дяде Альфарду, например.
Но беспокойство всё же не оставляло Сириуса. На что вообще он смеет надеяться? Что Поттеры окажутся достаточно отзывчивыми людьми, чтобы нарушить свой привычный уклад жизни, поселив у себя Сириуса, и достаточно добрыми, чтобы скрывать своё если не недовольство, то точно недовольство сложившейся ситуацией? Что они бескорыстно и безвозмездно согласятся ему помочь? Что миссис Поттер, в девичестве Блэк, поймёт его в стремлении сбежать из семьи? Что Джеймс не устанет от постоянного присутствия Сириуса и не станет раздражаться ещё больше от его мелких дурацких привычек? Чем больше Сириус углублялся в размышления, тем печальнее были его прогнозы. Он пытался представить себя на месте Поттеров и находил, что был бы не рад появлению какого-то Сириуса на пороге собственного дома. Тем более в Рождество. Ему было чрезвычайно трудно представить, что к нему могут отнестись с добротой, что человеческая доброта вообще существует. Зачем кому бы то ни было вообще помогать ему? Разве он кому-то нужен? Разве кому-то есть дело до него на всём белом свете?
Убеждённый в бессмысленности своего путешествия, Сириус всё же продолжал упрямо и устало брести вперёд – просто потому, что остановиться он уже не в силах. К тому же, движение несколько отвлекало его и поддерживало в нём слабое иллюзорное ощущение цели: остановись он, отчаяние и жалость к себе захлестнули бы его. Возможно, это его отчаяние вызвано усталостью, голодом, холодом и темнотой, но рассуждать здраво он уже не мог. Он лишь продолжал понуро плестись по улицам Лондона, смотря всё больше себе под ноги, чем на вывески, и замедляясь скорее от морального бессилия, чем от физической усталости.
Наконец он достиг дома Поттеров и остановился, облегчённо выдохнув. Полночь ещё не наступила, в окнах ещё горел свет – он успел. Сириус прислонился лбом к ограде, крепко ухватившись за прутья, словно они были единственным, что удерживало его от падения. Он коротко и неглубоко дышал, словно задыхаясь: все прежние невесёлые мысли и близость завершения его путешествия пробудили в нём страх – столь сильный, что Сириус, лишь бы не испытывать его больше, готов был сразу уйти к дяде Альфарду или куда-нибудь ещё. Сириус панически боялся обнаружить, что был прав, что Поттерам – да что там Поттерам, Джеймсу он не нужен.
Сириус ощущал себя таким несчастным и беспомощным, что его это на мгновение взбесило. Что это он, в самом деле? Неужели он позволит себе струсить?! Он! Он, кто верит в борьбу и силу воли! Он, кто презирает малодушие и смеётся страху в глаза! Эта злость, эта насмешка над собой придала ему сил подойти к входной двери и позвонить. Сомнения обуяли его с удвоенной силой, но решительный шаг он уже сделал. Уж лучше разбираться с его последствиями, чем позволять страху и волнению пожирать тебя изнутри. Сириус заставил себя широко и фальшиво улыбнуться, чтобы, если – когда дверь откроют, не выглядеть угрюмо и смятённо, как прежде, а улыбнуться уже легче и искреннее.
Дверь открыла мать Джеймса, настороженно нахмуренная. Узнав Сириуса, она удивлённо вздёрнула брови, округлила глаза и приоткрыла рот, должно быть собираясь высказать своё изумление, но Сириус опередил её:
- С Рождеством, миссис Поттер, - вежливо и по возможности беззаботно воскликнул он, стараясь таким образом скрыть волнение. – Я только лишь хотел…
Закончить фразу он однако не успел, потому что Джеймс, о котором он как раз собирался спросить, появился за спиной матери – видимо, услышал его голос. На лохматой голове Поттера красовался чудесный ободок с оленьими рожками.
- Привет, - Сириус расплылся в широкой (и гораздо более искренней и радостной, чем до того) улыбке, стараясь сдержать смех. – С Рождеством. Отличные рога, - голос плохо слушался Сириуса, молчавшего неприлично долгое для себя время, и выдавал готовый вырваться хохот.